Мудро сказано 
[b][/b]
В апреле 1913 года в Петербурге вышла первая книжка стихов Осипа Мандельштама «Камень». В ней было всего 23 стихотворения, в том числе вот это шестистишие:
Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне, и чем я виноват,
Что слабых звезд я осязаю млечность?
И Батюшкова мне противна спесь:
«Который час?» – его спросили здесь,
А он ответил любопытным: «вечность».
Чтобы понять, о чем здесь речь, нужно обратиться к биографии Константина Батюшкова. В 1822 году он вернулся из Италии; поехал на Кавказ, потом в Крым. Душевный недуг, давно уже мучивший его, принял форму мании преследования. Поэт трижды пытался покончить с собой, сжег свою библиотеку и все рукописи. В 1824 году он был помещен в больницу для душевнобольных в Зонненштейне (Саксония), где пробыл четыре года. В начале августа 1828 года врач Антон Дитрих, по происхождению немец, перевез его в Москву, где он пробыл пять лет, а всю остальную жизнь – в Вологде, в доме своего племянника. Здесь он и умер, всеми забытый, в 1855 году.
В 1829 году Дитрих составил для В. Жуковского «Записку» о болезни Батюшкова на немецком языке. Почти через 60 лет она была опубликована в первом томе «Сочинений» Батюшкова (1887). По сообщению Дитриха, Батюшков «спрашивал сам себя несколько раз во время путешествия [в Россию], глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая рукой движение, как будто бы он достает часы из кармана: “Который час?” – и сам отвечал себе: “Вечность”» (перевод А. В. Овчинниковой).
Слова эти были сказаны по немецки: «Was ist die Uhr? – Die Ewigkeit!», так как фразы, сказанные Батюшковым на других языках, включая русский, Дитрих записывал на языке оригинала (что в переводе Овчинниковой не отражено).
Именно этот эпизод имел в виду Мандельштам. Почему, собственно, он говорил о «спеси» Батюшкова – поэта, которого ценил необычайно высоко? Сборник «Камень» был поэтическим манифестом нового поэтического направления – акмеизма, и Мандельштам, вероятно, спорил не столько с Батюшковым, сколько с современными ему поэтами символистами, которые во всем земном видели символы чего то надмирного и вневременного.
Однако Мандельштам не знал обстоятельства, крайне существенного: эти слова Батюшков не придумал, а лишь процитировал. Истинный автор «диалога о вечности» был назван в 1960 году в статье Т. Г. Цявловской «“Влюбленный бес” (Неосуществленный замысел Пушкина)». Это был Жак Бриден, французский проповедник XVIII века.
Его имя нам уже ничего не говорит, и даже на его родине оно почти забыто. Жак Бриден, или «аббат Жак», родился на юге Франции в 1701 году. Образование получил в иезуитской школе в Авиньоне, затем в Париже. В 1725 году, после посвящения в сан, он стал членом Королевской миссии, занимавшейся обращением протестантов в католичество. Сорок с лишним лет Бриден странствовал, читая проповеди, которые импровизировал по кратким рукописным наброскам. Он обошел едва ли не все города Центральной и Южной Франции. В 1744 году его проповеди произвели огромное впечатление в Париже. Умер он под Авиньоном в 1767 году, во время своего 256 го миссионерского путешествия.
Среди его проповедей особенно запомнилась одна – о вечности. Она была прочитана в парижской церкви Св. Сульпиция (Сен Сюльпис) и сразу же причислена к шедеврам ораторского искусства. Целиком или во фрагментах она включалась в курсы французской литературы и пособия по красноречию, прежде всего для проповедников, но не только.
– О! знаете ли вы, что такое вечность? – спрашивал Бриден своих слушателей. – Это маятник, который, качаясь в могильном безмолвии, неустанно твердит лишь два слова: «Всегда, никогда! Никогда, всегда!» И при каждом таком ужасном качании какой то отверженный кричит: «Который час?» И голос другого несчастного ему отвечает: «Вечность».
Это место проповеди привлекло особенное внимание и впоследствии цитировалось чаще всего. Вольтер отметил его на полях книги М. Ламберга «Мемуары светского человека» (т. 1, 1776).
В 1804 году в «Вестнике Европы» был помещен русский перевод вступительной части «Проповеди о вечности» (под заглавием «О красноречии Бридена»). И хотя фрагмент о маятнике сюда не попал, Вильгельм Кюхельбекер записал в своем дневнике: «Бриден (…) заслуживает быть бессмертным в памяти потомства, если бы он даже и ничего другого не написал» (запись от 30 июля 1832 г.).
В 1846 году вышла в свет книга стихов Генри Лонгфелло «Башня в Брюгге», куда вошло и стихотворение «Старинные часы на лестнице». Оно посвящалось Эдгару По (один из известнейших рассказов которого называется «Колодец и маятник»), а эпиграфом послужила цитата из «Проповеди о вечности» на французском языке:
Вечность – это маятник, который, качаясь в могильном безмолвии, неустанно твердит лишь два слова: «Всегда, никогда! Никогда, всегда!»
Этот возглас стал рефреном всех девяти строф стихотворения.
Итак, вечность, о которой говорил Бриден, это про́клятая вечность отверженного. Казалось бы, то же значение она должна иметь и у Батюшкова – лишенного свободы душевнобольного, навсегда отрезанного от мира. Обычно так и считается; так же истолкованы его слова в моей первой заметке об этой цитате (2006).
Однако «Записка» Дитриха противоречит такому истолкованию. Диалог из проповеди Бридена он цитирует «с насмешливой улыбкой». Он «живет в постоянном согласии лишь с небесами». «Он объявляет себя сыном Бога и называет себя Константин Бог»; он утверждает, что «встречается с ангелами и святыми, среди которых он особенно называл двоих: Вечность и Невинность. Его больной дух встречает повсюду вне земного мира лишь мирные и возвышающие душу зрелища, а внутри него – ничего, кроме противоречий и враждебных противоположностей, которые его озлобляют».
Как видим, для больного Батюшкова вечность отнюдь не проклятие, напротив – эта вечность свята. Диалог из проповеди Бридена обретает совершенно иной смысл: пациент доктора Дитриха уже живет в вечности, и не вечность его тяготит, а земное существование.
В апреле 1913 года в Петербурге вышла первая книжка стихов Осипа Мандельштама «Камень». В ней было всего 23 стихотворения, в том числе вот это шестистишие:
Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне, и чем я виноват,
Что слабых звезд я осязаю млечность?
И Батюшкова мне противна спесь:
«Который час?» – его спросили здесь,
А он ответил любопытным: «вечность».
Чтобы понять, о чем здесь речь, нужно обратиться к биографии Константина Батюшкова. В 1822 году он вернулся из Италии; поехал на Кавказ, потом в Крым. Душевный недуг, давно уже мучивший его, принял форму мании преследования. Поэт трижды пытался покончить с собой, сжег свою библиотеку и все рукописи. В 1824 году он был помещен в больницу для душевнобольных в Зонненштейне (Саксония), где пробыл четыре года. В начале августа 1828 года врач Антон Дитрих, по происхождению немец, перевез его в Москву, где он пробыл пять лет, а всю остальную жизнь – в Вологде, в доме своего племянника. Здесь он и умер, всеми забытый, в 1855 году.
В 1829 году Дитрих составил для В. Жуковского «Записку» о болезни Батюшкова на немецком языке. Почти через 60 лет она была опубликована в первом томе «Сочинений» Батюшкова (1887). По сообщению Дитриха, Батюшков «спрашивал сам себя несколько раз во время путешествия [в Россию], глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая рукой движение, как будто бы он достает часы из кармана: “Который час?” – и сам отвечал себе: “Вечность”» (перевод А. В. Овчинниковой).
Слова эти были сказаны по немецки: «Was ist die Uhr? – Die Ewigkeit!», так как фразы, сказанные Батюшковым на других языках, включая русский, Дитрих записывал на языке оригинала (что в переводе Овчинниковой не отражено).
Именно этот эпизод имел в виду Мандельштам. Почему, собственно, он говорил о «спеси» Батюшкова – поэта, которого ценил необычайно высоко? Сборник «Камень» был поэтическим манифестом нового поэтического направления – акмеизма, и Мандельштам, вероятно, спорил не столько с Батюшковым, сколько с современными ему поэтами символистами, которые во всем земном видели символы чего то надмирного и вневременного.
Однако Мандельштам не знал обстоятельства, крайне существенного: эти слова Батюшков не придумал, а лишь процитировал. Истинный автор «диалога о вечности» был назван в 1960 году в статье Т. Г. Цявловской «“Влюбленный бес” (Неосуществленный замысел Пушкина)». Это был Жак Бриден, французский проповедник XVIII века.
Его имя нам уже ничего не говорит, и даже на его родине оно почти забыто. Жак Бриден, или «аббат Жак», родился на юге Франции в 1701 году. Образование получил в иезуитской школе в Авиньоне, затем в Париже. В 1725 году, после посвящения в сан, он стал членом Королевской миссии, занимавшейся обращением протестантов в католичество. Сорок с лишним лет Бриден странствовал, читая проповеди, которые импровизировал по кратким рукописным наброскам. Он обошел едва ли не все города Центральной и Южной Франции. В 1744 году его проповеди произвели огромное впечатление в Париже. Умер он под Авиньоном в 1767 году, во время своего 256 го миссионерского путешествия.
Среди его проповедей особенно запомнилась одна – о вечности. Она была прочитана в парижской церкви Св. Сульпиция (Сен Сюльпис) и сразу же причислена к шедеврам ораторского искусства. Целиком или во фрагментах она включалась в курсы французской литературы и пособия по красноречию, прежде всего для проповедников, но не только.
– О! знаете ли вы, что такое вечность? – спрашивал Бриден своих слушателей. – Это маятник, который, качаясь в могильном безмолвии, неустанно твердит лишь два слова: «Всегда, никогда! Никогда, всегда!» И при каждом таком ужасном качании какой то отверженный кричит: «Который час?» И голос другого несчастного ему отвечает: «Вечность».
Это место проповеди привлекло особенное внимание и впоследствии цитировалось чаще всего. Вольтер отметил его на полях книги М. Ламберга «Мемуары светского человека» (т. 1, 1776).
В 1804 году в «Вестнике Европы» был помещен русский перевод вступительной части «Проповеди о вечности» (под заглавием «О красноречии Бридена»). И хотя фрагмент о маятнике сюда не попал, Вильгельм Кюхельбекер записал в своем дневнике: «Бриден (…) заслуживает быть бессмертным в памяти потомства, если бы он даже и ничего другого не написал» (запись от 30 июля 1832 г.).
В 1846 году вышла в свет книга стихов Генри Лонгфелло «Башня в Брюгге», куда вошло и стихотворение «Старинные часы на лестнице». Оно посвящалось Эдгару По (один из известнейших рассказов которого называется «Колодец и маятник»), а эпиграфом послужила цитата из «Проповеди о вечности» на французском языке:
Вечность – это маятник, который, качаясь в могильном безмолвии, неустанно твердит лишь два слова: «Всегда, никогда! Никогда, всегда!»
Этот возглас стал рефреном всех девяти строф стихотворения.
Итак, вечность, о которой говорил Бриден, это про́клятая вечность отверженного. Казалось бы, то же значение она должна иметь и у Батюшкова – лишенного свободы душевнобольного, навсегда отрезанного от мира. Обычно так и считается; так же истолкованы его слова в моей первой заметке об этой цитате (2006).
Однако «Записка» Дитриха противоречит такому истолкованию. Диалог из проповеди Бридена он цитирует «с насмешливой улыбкой». Он «живет в постоянном согласии лишь с небесами». «Он объявляет себя сыном Бога и называет себя Константин Бог»; он утверждает, что «встречается с ангелами и святыми, среди которых он особенно называл двоих: Вечность и Невинность. Его больной дух встречает повсюду вне земного мира лишь мирные и возвышающие душу зрелища, а внутри него – ничего, кроме противоречий и враждебных противоположностей, которые его озлобляют».
Как видим, для больного Батюшкова вечность отнюдь не проклятие, напротив – эта вечность свята. Диалог из проповеди Бридена обретает совершенно иной смысл: пациент доктора Дитриха уже живет в вечности, и не вечность его тяготит, а земное существование.
0 
0 
0  |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Мудро сказано 
Флибустьеры
Грабь корабли! Побеждай монстров! Создавай уникаль...
