Разгул феминизма, или Как это было.

Давным-давно, когда мамонты еще не продавались в любом магазине, или даже в любом ларёчке на улице в виде фастфуда, а за ними приходилось с дубиной гоняться по полям и весям, жил-был Человек, и была у него женщина; чтоб, значит, огонь в очаге поддерживала, чистоту в пещере наводила, да малявкам подгузники регулярно меняла. Женщине очень удобно было с Человеком, потому как будучи мущиной суровым и безапелляционным он на равных противостоял суровым реалиям жизни и подлянкам Природы-матушки.

Случалось, что женщина блажИла, и тогда суровый мущина ничтоже сумняшесь хватал её жосска за космы, да волшебным пенделем под зад из пещеры то выпроваживал, на съедение, значит, саблезубым хищникам и прочей сказочной нечисти.
А те из мущин, что поддавались на женскую блажь, утрачивая суровую человеческую сущность, вскоре помирали голодной смертью... как правило, вместе со своей женщиной и всем выводком. Но некоторым женщинам удавалось исхитриться и пристроить свою задницу к другому суровому человеку, в особо удачных случаях пристраивая и всё своё потомство. Так, с течением времени в ментальной памяти женщины отложилось и закрепилось знание, что только человек, способный ввалить ей люлей настолько суров, что сможет и защитить её в случае необходимости, и накормить-обогреть.
А так как женщине, пока человек охотился, делать в пещере особо то было нехрен, то, дабы посплечничать с товарками о размерах достоинства сурового человека, она от скуки придумала дар речи.
Кроме того, дар речи помогал ей раздавать ценные указания человекам, поддавшимся на её блажь и для охоты уже не годившимся, которые стали вместо них и огонь в очаге поддерживать, и буквально кормить их с ложечки... Так появились мущины-кормильцы.
Человек же, вернувшись с охоты, сперва, конечно, несказАнно прибалдел от бапского гомона, раздававшегося из пещеры, и хотел было уже просто забросать пещеру гранатами, но так как был все ещё достаточно суровым и благородным, то в пещеру всё же зашел, ввалив для профилактики люлей и женщине, и кормильцам. А когда по традиции и поддаваясь зову плоти загнул женщину, удовлетворяя свои потребности, то услышал от неё, какой он настоящий мущина и вообще лучше всех, и обретение женщиной дара речи ему даже понравилось.

Женщина быстро просекла эту фишку и стала присаживаться мущине на уши уже и вне совокупления. А человек начал кумекать, как бы ему почаще слушать журчание речи, не отрываясь на охоту, и начал двигать научно-технический и прочий прогресс, вызывая у женщины все бОльшее восхищение.

Для начала он перенял у женщины дар речи и прочие женские черты, и уже, где разинув пасть побивая в грудь себя кулаками, а где хитростью и коварством стал отщипывать для себя куски от мамонтов, добытых другими охотниками, и кормил ими и свою женщину, предварительно вваливая ей люлей, чтоб, значит, не забывала, кто в доме хозяин. Так человек постепенно стал утрачивать чисто мужские черты, вернее, размывать их в себе женскими чертами. Но с тех пор и повелось- мужик бабу люлями одаривает, кормит и сношает. А прогресс то не стоял на месте, да и тем мущинам, кому Природой не дано было родиться удачливым охотником, а овладеть риторикой в должной мере не удавалось, но сношаться и жрать все же хотелось, привнесли во взаимоотношения полов поистине передовой метод- они просто били бап и сношали их. И мясо их ели, добытое для бабы другим мущиной, потому как баба по дурости своей и ментальной памяти издержкам решала, что раз бьет и любит, значит самец сильно суровый, типа, альфач, и лучше его задобрить... Так появились альфонсы.

С течением времени и прогресса все большей части обитателей пещеры стали возникать конфликты, инициированные, как правило, женщинами, которых на охоту то не брали, а острых впечатлений которым хотелось, и которым было по кайфу наблюдать за соперничеством мущин, нередко доходящее до смертоубийства, обставляя дело так, что кусок их промежности являлся призом, который достанется победителю. Сперва это всех воодушевило, потому как на охоту теперь можно было не ходить, а поедать плоть убиенных в поединках мущин. И конфликты начали уже возникать не только из за бап, но и когда просто пожрать хотелось.

Тогда человек, опираясь на врожденные интеллект и благородные чувства души своей, сообразил, что где то его обманывают, да и бабам не улыбалось, что количество охотников, кормильцев, альфонсов и прочих ништяков на их единицу стремительно сокращается, поэтому, по привычке ввалив бабе люлей, принято было решение отказаться от подобной практики и вернуться на ту ступень развития цивилизации, где прогресс шагнул на тупиковую ветвь, и развиваться с этой точки в новом направлении.
Снова ввалили бабам люлей и сообразили, что возникла историческая необходимость в людях, умеющих уладить любой конфликт так, чтоб и вашим, значит, и нашим... Так появились педерасты.
А так как мущинам было западло прислушиваться к педерастам, да и бабам сношаться с ними было не комильфо, а термин 'проститутка' еще не придумали, то педерастов стали называть политиками, которые потом придумали политкорректность и толерантность.

Вот с этого момента прогресс то и попёр семимильными шагами, а политики, благодаря своим балабольству и беспринципности, стали пользоваться в обществе все бОльшим влиянием, скооперировавшись с торгашами, которые ничего не добывая и не производя, стали обладателями всего набора ништяков, доступных обществу, и обеспечиваемых всякими там художниками, учеными, ремесленниками и прочими производителями, на которых стали делиться охотники.

А женщина так и оставалась женщиной, где подбрёхивая, а где и совокуплением добывая для себя хлеб насущный. В какой то исторический момент их болтовня и науськивания мущине во время любовных утех подзадолбали торгашей, желающих стричь купоны с мушской деятельности единолично, и политики, справедливо рассудив, что люлями тут уже не поможешь, придумали минет. Теперь, ублажая мущину ртом, женщина меньше болтала, а, стало быть, и вреда от неё тоже было меньше.

Но и женщина таким образом поняла, что может, оказывается, зарабатывать ништяки и собственным трудом, а не только манипулируя мущиной посредством его слухового аппарата, и сдуру обрадовалась этому обстоятельству с фанатизмом даже бОльшим, чем при некогда обретённом даре речи. Торгаши тоже смекнули, что если допустить бап до трудовой деятельности, то барыши, поступление которых от прогрессирующего и более склоняющегося к сибаритству и праздности, нежели к активной трудовой деятельности, мущины уменьшилось, снова хлынут в их закрома обильны� потоком.

Поэтому политики объявили мущинам, что бить бап больше нельзя, потому как наступает эра феминизма и эмансипации, а кагбэ даже наоборот- мущина, которого поимела женщина, теперь будет считаться не педерастом, а шагающим в ногу со временем и находящимся в тренде. А чтоб мущины сильно не возмущались, дескать, а развлекаться как, если баба, пардон, женщина то на работе, то за детьми присматривает, им придумали интернет, танчики и пейнтбол, и намекнули, что мужеложство это теперь не западло, а состояние души и, якобы, зов Природы.
Вот так, невольно став орудием в руках нечистоплотных торгашей, за какие то сотню лет женщины в борьбе за свои права работать стали не меньше вкрай обнаглевших мужчин, взвалив на себя всё бремя за своё жизнеобеспечение, а ништяков от них стали получать значительно меньше. И вроде бы как уже и понимают, что где то их с этой эмансипацией накололи, как когда то мущин накололи с поединками за право обладать женщиной, но привычка не выпускать из рук никакие из средств манипуляции, однажды взятые на вооружение, осталась, а ментальная память о сильных и властных мужчинах заставляет их все чаще грустить и плакать в подушку.
Мужчинам тоже уже б сообразить, что пора бы вернуться к истокам- ввалить бабе люлей, показав, кто в доме хозяин, а затем бросить к её ногам всех мамонтов мира и предаться любовным утехам, с удовольствием слушая её щебетание и признания, что он самый-самый,- но былого согласия между мужчинами уже (пока?) нет, и бал правят всякие педерасты и торгаши, побуждая Мужчину мечтать о Женщине, а Женщину о Мужчине.