Глава 14. Различные психофизические методы

«Если человек попытается услышать и понять глубины, которые лежат не
вовне, но внутри него, то аналогия, конечно, даст ему знать, что первые его
попытки придать мысли точность и актуальность при помощи грубого,
нетренированного восприятия встретят лишь низкопробный «улов», и будут
касаться вещей гротескных, банальных, или туманных. Но в данном случае даже
один схваченный дюйм даѐт лучшую опору, чем все замки нашей мечты, и самые
незначительные детали позволят узнать наилучшим образом, как совершались и
совершаются великие вещи».
Фредерик Майерс, введение в монографию «Фантазмы живых».
Я не должен уклоняться от довольно странной темы, которую всѐ же
необходимо затронуть, хотя она и изобилует теоретическими трудностями; и в
этом заключается смысл одного из самых элементарных методов
сверхнормального общения – метода, который многие находят практически самым
простым.
Можно получить своеобразное общение, не держа карандаш в пальцах, а
положив руку на больший кусок дерева, совершенно не приспособленный для
письма. Потому движения здесь грубее, и код более элементарный, но в принципе,
если проанализировать данную процедуру, она не будет существенно отличаться
от того, что мы рассматривали ранее. Это может больше напоминать семафорную
сигнализацию или размахивание флагом; но любое устройство, с помощью
которого умственная деятельность может трансформироваться в движения
материи, будет служить как для подсознательного, так и для сознательного
действия; и сообщения наклоном стола, хоть и грубые и элементарные, на самом
деле не так удивительны или абсурдны, как кажутся на первый взгляд. Наклоны
телеграфного ключа ещѐ более ограничены, но они работают. Перо или карандаш
– это неодушевлѐнный кусок материи, управляемый пальцами. Планшетка – это
всего лишь кусок дерева, при контакте с которым он находится под управлением

мышечных движений оператора, хотя часто возникает иллюзия, как с прутиком
лозоискателя, что неживой объект двигается сам по себе, а не мышечным
вмешательством. Также мы можем предположить, что стол или другой предмет
мебели наклоняются или перемещаются обычной мышечной силой: конечно, он
может двигаться только за счѐт энергии медиума или людей. И всѐ же во всех этих
случаях содержание послания может быть чуждо уму любого, кто касается
инструмента, и влияние, сообщающее посланию смысл и значимость, не
обязательно должно осуществляться их собственным сознанием.
Если используется алфавитная таблица или аналогичное простое средство,
то предполагаемые коммуникаторы с «другой стороны» утверждают, что они
чувствуют себя в более непосредственном контакте с участниками сеанса, чем
тогда, когда они работают через посредника или «контролѐра» на их стороне, –
поскольку, кажется, они считают необходимым стремиться к тому, чтобы доносить
до нас свою речь или письменные сообщения в их первозданной форме.
Соответственно, здесь они оказываются в состоянии передать более личные
сообщения, а также воспроизводить имена и технические подробности с большей
ясностью и точностью. Процесс перебора букв в таком методе происходит
медленно, гораздо медленнее, чем написание слов, и поэтому метод работает с
недостатками, но, кажется, обладает преимуществами, которые в некоторой
степени уравновешивают их.
Звучит это правдоподобно или нет, и это, конечно, удивительно, но я должен
засвидетельствовать, что когда тот или иной инструмент контролируется таким
более прямым способом, он даѐт возможность передать эмоциональные тонкости
и нюансы настроения, так сказать, самым успешным образом. Телеграфный ключ
вряд ли мог бы это сделать, поскольку его диапазон движений слишком ограничен
– он работает только прерывисто, по наличию или отсутствию электрического
контакта. Но лѐгкий стол в этих условиях кажется уже не инертным, он ведѐт себя
как живой. На время он получает свою жизнь – возможно, как скрипка или
фортепиано «оживляются» искусным музыкантом и обучаются его воле, и
драматическое действие, достигнутое таким образом, очень примечательно.
Инструмент может проявлять нерешительность, демонстрировать уверенность,
искать информацию и выражать еѐ; он, очевидно, может «задуматься», прежде
чем дать ответ, приветствовать вновь пришедшего, указывать на радость или
скорбь, удовольствие или тяжесть; он может двигаться в такт с песней, как бы
включаясь в хор; и, наиболее заметно из всех, он может выражать любовь и
привязанность в неповторимой манере.
Рука пишущего медиума тоже может делать эти вещи; и то, что всѐ тело
нормального человека может отображать эти эмоции, является обычным
явлением. И тем не менее, все они – части материи, хотя некоторые из них
оживлены на более долгий срок, чем другие. Но это оживление временно, а не
постоянно, и, похоже, тут нет чѐткой демаркационной линии. Мы должны осознать,
что материя в любой форме способна действовать как посредник (агент) души, и
что с помощью материи могут временно воплощаться и проявляться различные
эмоции, а также интеллект.

Извлечение элементарной музыки из всевозможных не совсем подходящих
для данной цели предметов – например, кухонной утвари – известное сценическое
действо. Использование неправдоподобных объектов для задачи медиумической
коммуникации, хотя этого и не следовало ожидать, возможно, придѐтся включить в
ту же общую категорию.
Мы знаем, что можно продемонстрировать простые человеческие эмоции и
найти отклик у зрителя при помощи вещей, сделанных для этой цели, от скрипки до
кукол из марионеточного шоу. Оказывается, что такая возможность существует и с
другими предметами, которые изначально были для этого не предназначены.
Сеансы с «оживающим столом» – старая и презираемая форма
развлечения, известная многим семьям и часто разумно отвергаемая; но с
осторожностью, трезвостью и серьѐзностью даже это можно использовать в
качестве средства коммуникации; и количество медиумической силы, необходимой
для этой элементарной формы психической деятельности, кажется, явно меньше,
чем требуется для более сложных методов.
Одно необходимо ясно понять и признать, а именно, что во всех случаях,
когда объект перемещается при непосредственном контакте тела оператора, будь
то карандаш или кусок дерева, должно быть дозволено бессознательное
мышечное руководство; и всѐ, что касается вещей, которые оператор знает или
может знать, должно быть исключено. Иногда, однако, сообщение приходит в
неожиданной и на данный момент загадочной форме, а порой оно содержит
доселе неизвестную информацию. Именно по содержанию сообщения должна
быть оценена его «паранормальная» ценность.
Сеансы со столом несут в себе множество очевидных недостатков, особенно
в том, что касается медленности коммуникации и того обстоятельства, что ситтеру
приходится всѐ проговаривать; в то же время, когда некоторая личность
контролирует медиума, ситтерам почти ничего не приходится говорить. Но, как
было сказано выше, есть некоторые потусторонние коммуникаторы, которые
возражают против присутствия «контролѐра», особенно если у них есть какие-то
сообщения личного характера; и они часто предпочитают стол, потому что он,
видимо, приводит их в более непосредственный контакт с ситтером, без
посредника. Они, кажется, игнорируют присутствие медиума с нашей стороны,
несмотря на то, что за столом он/она находится в сознании и понимает, что
происходит. Но они, похоже, удовлетворены тем обстоятельством, что избавились
от посредника с их стороны. Кроме того, в некоторых случаях оказывается, что
информация может передаваться более кратким и прямым образом, не будучи
завѐрнутой в окольные фразы, что имена могут быть даны более легко, а на
прямые вопросы лучше отвечать через таблицу, чем через контролѐра.
Следует помнить, что у каждого контролѐра, сотрудничающего с тем или
иным земным медиумом, есть свои особенности. Миссис Леонард, например, очень
прямолинейный и честный медиум, но не особенно сильный. Соответственно,
разговоры и свободный обмен идеями с той стороной здесь вряд ли возможны, а
прямые вопросы редко получают прямые ответы, когда их задают коммуникатору
через еѐ контролѐра Фиду.
Я знал медиумов гораздо более сильных в этом отношении, так что
свободный разговор с одним или двумя специально обученными коммуникаторами
был вполне возможен, а обмен идеями был почти так же прост, как если бы
коммуникатор находился во плоти. Но таких примеров вряд ли можно ожидать
среди широко практикующих профессиональных медиумов.
В данной книге я не буду касаться ещѐ более загадочных,
неопосредованных и специфических явлений физического медиумизма, о которых
говорят как о «прямом голосе», «прямом письме» и «материализации». В этих
странных и, с одной стороны, более продвинутых проявлениях, хотя и более
«низких» в другом смысле, по-видимому, происходит прямое воздействие на
инертную материю без участия телесного механизма медиума. И всѐ же, как
показывает практика, такой механизм должен находиться поблизости. Я склонен
думать, что эти странные явления, когда их реальность будет надѐжно
установлена, окажутся в тени тех других методов, о которых я уже говорил выше, и
что никакая полная теория ни той, ни другой разновидности явлений не может быть
изложена, пока не станет известно больше о них обеих. Это один из фактов,
который заставляет меня быть недогматичным в отношении уверенности в том, что
все движения, даже при контакте с твѐрдыми предметами, инициируются в
мышцах. Я здесь лишь предостерегаю от преждевременного умозаключения. Весь
предмет психофизического взаимодействия и деятельности требует внимания в
отведѐнном ему времени и месте; но почва теперь более зыбка, ловушки более
многочисленны, а территория для многих умов сравнительно непривлекательна.
Потому я предпочѐл бы отложить данный вопрос, пока дальнобойная артиллерия
не разгромит некоторые из заграждений, прежде чем организованные силы будут
призваны к наступлению.