Глава 13. О способах коммуникации

Возможно, самый распространѐнный и самый простой способ общения
между мирами – это то, что называется «автоматическим письмом» – метод, с
помощью которого были получены вышеприведѐнные примеры, т.е. послания в
письменной форме, выполненные посредством подсознательного интеллекта.
Медиум оставляет свою руку свободной, чтобы записывать всѐ, что приходит таким
образом, не пытаясь контролировать процесс и не обязательно сознавая то, что
пишется.
То, что у новичка, как правило, ничего не выходит, либо получаются
бессмысслица или каракули, совсем не удивительно. Примечательно то, что
некоторые люди, тем не менее, могут таким образом принимать осмысленные
послания и использовать источники информации за пределами их нормального
диапазона. Если зачатки такой силы существуют, то можно, хотя и не всегда
желательно, культивировать еѐ. Но для того, чтобы использовать данную
способность, необходимы забота, настойчивость и разумный подход. Если люди не
уравновешены, не самокритичны и не заняты чем-то полезным, им лучше оставить
эту тему в покое.
В большинстве известных мне случаев полностью развитого «автоматизма»
медиум читает то, что ему приходит, и даѐт подходящие устные ответы или
комментарии к предложениям по мере того, как они появляются. Так что в целом
выходит эффект «прямого разговора», в котором одна сторона говорит, а другая
пишет. Говорящая сторона обычно довольно молчалива и сдержанна, пишущая
сторона – свободна и экспансивна.
Естественно, не каждый человек имеет возможность культивировать эту
простую форму того, что технически известно как «моторный автоматизм» – одна
из признанных подсознательных форм деятельности; но, вероятно, больше людей
могли бы сделать это, если бы они попытались; хотя для некоторых это было бы
неразумно, а многим другим вряд ли стоит вообще за это браться. Разум медиума,
используемый в этом процессе, кажется обычно погружѐнным в сноподобное
состояние. Его рука, вероятно, работает по своему обычному физиологическому
принципу, и при этом управляется и контролируется нервными центрами не в
самой сознательной и часто эксплуатируемой области мозга. В некоторых случаях
содержание или предмет письма может исходить исключительно из этих нервных

центров и иметь не большую ценность, чем сон; как это часто бывает с более
элементарным автоматизмом, приведѐнным в действие с помощью инструментов,
известных как «планшетка» и «доска Уиджа», нередко используемых новичками.
Но когда сообщение оказывается имеющим доказательное значение, возможно,
это происходит потому, что данная подсознательная часть человека находится в
контакте (при помощи телепатии, или же каким-либо другим путѐм) с формами
разума, обычно недоступными для восприятия: с живыми людьми на расстоянии,
либо ушедшими личностями, для которых «расстояние» в обычном смысле слова,
кажется, едва ли существует, и чьи ссылки на связь имеют вид, отличный от
пространственного. Вряд ли нужно говорить, что участие в общении иного разума
требует своего объективного подтверждения, и на нѐм необходимо настаивать. Но
опыт показывает, что время от времени появляются убедительные доказательства
такого рода.
Другой метод, который оказывается ещѐ более эффективным, заключается в
том, чтобы медиум не только отвлекал своѐ внимание от того, что передаѐтся
через его организм, но и становился полностью бессознательным и погружался в
транс. В этом случае оказывается, что физиологический механизм больше
поддается контролю и менее подвержен влиянию нормального (бодрствующего)
разума человека, которому он обычно принадлежит. Таким образом можно
получать важные и конфиденциальные сообщения. Но сообщения должны
приниматься и записываться другим человеком; ибо в тех случаях, когда опыт
подлинный, медиум, проснувшись, оказывается в неведении о том, что было
написано или произнесено. В этом состоянии речевые сообщения так же обычны
как и письменные, и даже более распространены, потому что доставляют меньше
хлопот получателю, т.е. другу или родственнику, которому или для которого он
отправляются. Сообщающаяся личность во время транса может быть такой же, как
та, которая управляет рукой без транса, и сообщения могут иметь тот же общее
содержание, что и послания, полученные автоматическим письмом, когда сознание
не приостановлено, а носит лишь временный и локальный характер. Но в
состоянии транса процессуальным действиям обычно придаѐтся драматическая
окраска, связанная с появлением субъекта, называемого «контролѐром», который
работает с телом медиума при явном отсутствии его обычного хозяина. Некоторые
полагают, что эта личность – всего лишь подсознательное «я» пребывающего в
трансе человека, выведенное на поверхность, освобождѐнное и временно
обретшее свои персональные черты, роль и характер. Другие предполагают, что
это здоровая и управляемая разновидность более или менее патологического
явления, известного врачам и психиатрам как «раздвоение личности» или
«множественные личности». Иные считают, что на самом деле это отдельный
интеллект, на статус которого он и претендует.
Но, сколько бы трудов ни было написано (и ещѐ может быть написано) на
данную тему, и какие бы разные мнения ни высказывались на этот счѐт, можно
считать общепризнанным, что драматическое подобие «контролѐра», несомненно,
отвечает статусу отдельной личности – персоны, которая, согласно еѐ
утверждениям, существует «по другую сторону» бытия, и выполняет на той
стороне во многом те же функции, что и медиум на нашей. На такого человека,
кажется, возложена обязанность распорядителя и передатчика сообщений – это


его особая работа. Драматический характер большинства «контролѐров» является
настолько ярко выраженным и самосогласованным, что любой участник сеанса или
экспериментатор может прочувствовать вероятную истину об их настоящей
природе. Самый простой способ – это принимать их такими, какие они есть, и
относиться к ним как к отдельным, ответственным и реальным индивидуумам.
Правда, в случае посредственных, утомлѐнных или уставших медиумов, время от
времени встречаются нелепые «вторжения», которые нельзя рассматривать
серьѐзно. Они должны быть устранены, и относиться к ним как к реальным людям
было бы смехотворно; но, несомненно, серьѐзные «контролѐры» демонстрируют
признаки своего самобытного характера, личности, памяти и самосознания, а также
непрерывность в контексте общения с разными собеседниками. Разговор может
быть продолжен с того момента, где он был прерван, и всѐ, что было сказано
прежде, хорошо запоминается одним и тем же «контролѐром», в то время как
другой «контролѐр» такого не помнит, даже если он действует через того же самого
медиума. Сам медиум, вышедший из транса, ничего не знает об этом после того,
как полностью проснулся.
Личность «контролѐра» настолько ясно выражена в лучших случаях, и
настолько недвусмысленны высказывания потусторонних коммуникаторов о том,
что «контролѐр» – это реальная персона, любезно передающая их сообщения, что
я склонен согласиться с их утверждениями, и рассматривать «контролѐра» (в тех
случаях, когда он не является временной шутливой персонализацией), как
личность на их стороне, подобную медиуму на нашей.
Таким образом, процесс регулярной коммуникации – помимо
исключительной, более прямой привилегии, иногда предоставляемой людям,
пережившим потерю близкого друга или родственника, обычно включает в себя
двух посредников (с нашей и другой стороны), а также ещѐ нескольких
помощников. Во-первых, есть «коммуникатор» или создатель идей и посланий на
другой стороне. Есть «контролѐр», который принимает и передаѐт сообщения,
вводя в действие физический организм, предоставленный для этого случая. Затем
есть «медиум» или человек, чьѐ нормальное сознание находится в состоянии
покоя, но чей физиологический механизм используется для передачи сообщений.
И, наконец, есть «ситтер» - довольно абсурдное имя участника сеанса, получатель
посланий, который читает или слышит их, и отвечает на них, ради которого и
затеваются все вышеуказанные действия. Во многих случаях также присутствует
стенографист, который записывает всѐ сказанное, будь то ситтером или медиумом;
и ясно, что лицо, ведущее протокол сеанса, должно уделять особое внимание и
тщательно записывать любые намѐки или информацию, намеренно или случайно
переданные ситтером.
В научных исследованиях и более тщательно контролируемых сеансах
присутствует также некто, известный как «ответственный экспериментатор» –
опытный человек, который заботится о здоровье и безопасности медиума,
занимается подготовкой сеанса и выбирает участников, обеспечивая анонимность
и другие меры предосторожности, и который, наряду с другими функциями, часто
выполняет роль стенографиста.


На сеансах, где передаются голосовые сообщения, функция стенографиста
является более трудоѐмкой и более ответственной, чем в случае передачи
«автоматического письма», поскольку пишущий медиум сам ведет свои записи.
Единственное, поскольку трансовое письмо делается вслепую, то есть с
завязанными глазами и повѐрнутой головой, оно довольно неразборчиво без
должной практики; и поэтому ответственный экспериментатор часто считает
необходимым помочь ситтеру, которому оно адресовано, расшифровать его и
прочитать вслух. То, как это происходит – довольно утомительный процесс. В то же
время он записывает, обычно на той же бумаге, замечания, которые ситтер делает
в ответ, или вопросы, задаваемые время от времени. Если этого не делать,
последующие послания не будут достаточно ясными, а иногда и разборчивыми.
Стенографист, участвующий в голосовом сеансе, должен иметь навыки
быстрого письма. Если при этом он способен использовать тщательно
разработанную систему сокращений, это имеет преимущество. Иногда для этой
цели привлекается сторонний профессионал; но присутствие незнакомца или
какого-либо лица, не имеющего непосредственного отношения к делу, может
затруднить чѐткость и полноту сообщений и предотвратить или замедлить
возникновение таких эмоциональных эпизодов, которые время от времени почти
неизбежны в случаях (увы, слишком многочисленных в настоящее время) когда
ситтер пережил недавнюю насильственную потерю родного и близкого человека.
Возможно, стоит отметить (хотя новичку это может быть неинтересно или
непонятно) что коммуникаторы, желающие передавать сообщения частного
характера, почти никогда не возражают против присутствия фактического
«медиума», то есть того человека, который находится на нашей стороне. Личность
медиума, погружѐнного в транс, по-видимому, считается реально или де-факто
отсутствующей в течение некоторого времени. Человеком, присутствием
которого они иногда сначала возмущаются, является «контролѐр», т.е. интеллект
на их стороне, который готов принять и передать их сообщение, возможно,
подобно тому, как «восточный курьер» готов написать любовные письма для
неграмотных людей.
Что касается присутствия стенографиста или третьего лица с нашей
стороны, то такое лицо принимается к сведению контролѐром, и когда упоминается
что-либо личное или, возможно, конфиденциальное – детали болезней или что-то
в этом роде – это третье лицо часто просят выйти из комнаты. Иногда такие
просьбы адресуются ответственному экспериментатору, и после этого сеанс
зачастую приобретает острый характер, так как ведение заметок здесь становится
практически невозможным. Но опыт подобного сорта сравнительно редок. Не
нужно его ожидать, однако стоит соблюдать мудрый и взвешенный подход, если
такое всѐ же случится.
Ещѐ одно обстоятельство, которое заставляет меня думать, что более
ответственный вид «контролѐра» – это реальное лицо: иногда, после
приобретения некоторого опыта, потусторонний коммуникатор сам берѐт на себя
управление, и говорит через медиума, или пишет от первого лица, а не с помощью
«контролѐра», недвусмысленно проявляя многие свои прежние личные черты и


характеристики. Поэтому, если один участник сеанса с той стороны является
реальным человеком, я не вижу причин возражать против вероятности того, что и
другие так же реальны. Я не могу сказать, что тон голоса или почерк часто
воспроизводятся таким образом – хотя иногда это происходит в течение
нескольких мгновений с помощью специальных усилий; но необычный
физиологический механизм объясняет имеющиеся различия. Кроме того, часто
более или менее точно воспроизводятся особенности, установки, мельчайшие
черты поведения, хотя медиум, возможно, ничего не знал о соответствующем
человеке. И характерное качество послания, и те темы, о которых идѐт речь,
становятся ещѐ более заметными в таких случаях прямого общения, чем тогда,
когда всѐ должно быть передано через доброжелательного, но стороннего
контролѐра, которому вещи малопонятного или технического характера могут
показаться скорее бессмысленным словосочетанием, очень трудным для
запоминания и воспроизведения.
Замечание о трудности припоминания имѐн
При опосредованной работе обычным способом с помощью «контролѐра»
или медиума обычно оказывается чрезвычайно трудно передать имена.
Большинство медиумов способны передать имя только с трудом. Теперь ясно, что
имя, особенно собственное имя человека, является очень условной и незначимой
вещью: у него очень мало связующих элементов, соотносящих его с другими
элементами памяти; и, следовательно, возникает хорошо известная трудность с
тем, чтобы его вспомнить. Сознательные усилия, предпринятые для того, чтобы
восстановить имя, кажется, подавляют возможность это сделать, так что
наилучшим выходом здесь является отпустить ситуацию и позволить подсознанию
работать. На днях мне пришѐл в голову пример, когда я пытался вспомнить имя
известного государственного деятеля или бывшего премьер-министра, с которым я
встречался в Австралии. Мне показалось, я вспомнил, что имя начиналось с «D», и
я сделал несколько попыток угадывания, которые я записал. Усилия шли с
интервалом в несколько дней, так как я думал, что это будет поучительный
эксперимент. Теперь я уже знаю, что его имя было Deakin. Ниже приведены
примеры «нащупывания» должного имени в памяти с интервалами, в течение
более чем одного дня. Вот они:
Dering, Denman, Deemering, Derriman, Derring, Deeley, Dempster, Denting,
Desman, Deing.
Теперь я знаю это имя довольно хорошо, знаю его давно и проявляю
некоторый интерес к джентльмену, которому оно принадлежит; и некоторые члены
моей семьи знают, что я так и сделал. Следовательно, если бы я был на «другой
стороне» и мог добраться только до буквы D, это показалось бы абсурдным
любому, чья память на имена хороша. Но на самом деле у меня были эпизоды,
когда имена, гораздо более знакомые мне, чем это, не удавалось вспомнить под
влиянием момента – я не всегда мог воспроизвести даже начальную букву; хотя, по
той или иной причине, начальная буква, безусловно, легче, чем всѐ слово целиком.
Попытки угадывания, которые я предпринял перед тем как вспомнить имя,


могут кому-то показаться несерьѐзными. На самом деле они напоминают то
стремление попасть в нужную цель при озвучивании имѐн, которое предпринимают
медиумы, находящиеся под влиянием «контролѐра»; и именно восприятие данной
аналогии заставило меня записать мои собственные догадки, которые в случае с
медиумом мы должны невежливо называть «выуживанием». Я думаю, что это
имя, конечно, было в моей памяти, хотя и не пришло мне в голову. Это усилие
похоже на попытку задействовать мышцу, которая ранее нечасто использовалась:
человек не знает, за какой нерв «тянуть», или, точнее, какой нерв стимулировать,
и в результате получается особенно беспомощное чувство, сродни заиканию. В
случае медиума я предполагаю, что имя часто находится в голове коммуникатора,
но оно не проходит через «контролѐра». Сам контролѐр иногда описывает его как
сказанное или показанное, но неясно «пойманное». Коммуникатор часто сам не
знает, успешно ли дошло его послание на нашу сторону.