Долгожданный обед и красная ракета...

Бойцы расположились на привал и ждали, когда поделят на всех доставшиеся продукты.

Овцу забили и освежевали. Старшины разрезали мясо на кусочки, чтобы приготовить шашлык. Каждому выдали и по маленькому кусочку хлеба. Кусочек маленький, велик соблазн съесть его сразу же. Но мы решаем подождать, пока не поспеет шашлык. Шашлыком мы занялись в густом лесу.

И вот когда уже приятно запахло шашлыком, вдруг раздался выстрел и в небо взвилась красная ракета. Все напрягли слух. Кто стрелял? Никто из командиров команды не подавал. Да у нас и не было красных ракет, а ракетницы были только у командиров рот. Батальон уже поднят по тревоге, костры потушены, и мы уходим форсированным маршем, резко меняя направление.

По тому месту, где мы только что находились, открыл стрельбу беглым огнем, по-видимому, патрулировавший по дороге фашистский танк. Известно, что убойная сила снаряда, разорвавшегося в лесу, меньше, но его психологический эффект намного сильнее. Надо было сохранять спокойствие и выдержку.

Пока мы выжидали, прислушиваясь к разрывам снарядов, рвавшихся на месте нашей стоянки, младший политрук Марченко захватил фашистского лазутчика, подавшего сигнал ракетой. Он был переодет в форму красноармейца с документами рядового 98-го стрелкового полка.

С приведением приговора (смертная казнь) в исполнение возникли трудности. Стрелять нельзя — услышат. Вешать? Да мы не обучены этому делу. Что еще? И тогда сержант Ярославцев, человек мягкий, но с твердой рукой, если того требует обстановка (мы в этом убедились, когда он с первого же выстрела подбил вражеский танк), сказал, что приведет приговор в исполнение.

Нам еще несколько раз пришлось сталкиваться с подобными случаями, когда лазутчики врага подавали сигналы выстрелом, замаскированной и взорванной гранатой. Но всех их постигла участь первого. Приговор приводил в исполнение все тот же сержант Ярославцев. Мы теряли своих товарищей, и без того изнуренные бойцы лишались отдыха, так как провокаторы подавали обычно сигнал тогда, когда батальон располагался на отдых после длительного перехода через леса и болота. Поэтому нам часто приходилось менять маршрут, порой идти даже в обратную сторону, лишь бы сбить противника со следа.

В пути, даже тогда, когда у нас была топокарта (кончилась она в районе Тапа), мы несколько раз попадали в критические положения. Это случалось главным образом потому, что карта Эстонии была старая, еще дореволюционной съемки.

Как-то раз мы совершили диверсию на железной дороге Таллин-Кохила. Решение разобрать железнодорожное полотно пришло как-то сразу, когда мы увидели железную дорогу, но расписания движения поездов мы не знали. Посланная на эту операцию группа бойцов, как нам казалось, блестяще справилась с задачей. Часовой, стоявший у будки обходчика, был бесшумно снят. Эстонец-обходчик, прежде чем дать инструменты для отвинчивания гаек, попросил, чтобы его связали. Так и сделали.

Полотно железной дороги повреждено, связь тоже нарушена. Но вскоре показалась дрезина с немецкими автоматчиками, они открыли бешеный огонь, и наши товарищи вынуждены были отступить.

Тревога, поднятая на железной дороге, заставила немцев привести все свои посты в боевую готовность, и как только наш головной отряд вышел из леса, его сразу же обстреляли из пулеметов и автоматов. Пришлось изменить маршрут, и мы попали в болото.

Брать хутор штурмом значило потерять много людей убитыми и ранеными. Болото тоже таило в себе много опасностей. Но другого выхода у нас не было. Все наши раненые к этому времени уже умерли от гангрены, и каждый из нас понимал, что лучше мгновенная смерть, чем даже легкое ранение разрывной пулей. Ведь исход один и тот же, только куда более мучительный.

На этот раз болото мы прошли довольно быстро, хотя и сильно устали. Нам попадались по пути пасущиеся коровы, овцы. Всякий раз в таких случаях среди бойцов начинались разговоры о том, что это, возможно, скот именно тех, кто стреляет в нас, а мы голодаем, поддерживая честь своего имени. В конце концов командир и комиссар приняли решение — как только в каком-нибудь хуторе нас встретят выстрелами — атаковать его и взять все, что будет из еды. Это известие воодушевило батальон.

Первый же показавшийся впереди хутор явно принадлежал кулаку: добротный кирпичный дом и хозяйственные постройки. Здесь наверняка будет бой. Мы уже хорошо знали по собственному опыту, что немцы на таких хуторах организовывали отряды для борьбы с теми, кто шел от Таллина на соединение с частями Красной Армии.
Эти отряды обычно состояли из группы кайтселийтчиков во главе с немецким ефрейтором или оберефрейтором, вооружены они были автоматами, пулеметами, стрелявшими разрывными пулями, и гранатами (Кайтселийт — добровольческое военизированное формирование в Эстонии).

Разведчики, которых теперь возглавлял техник-интендант II ранга Шустиков, приступили к изучению подходов к хутору.

По нашим разведчикам открыли огонь. Все идет как надо! Они отвлекают внимание противника на себя, пока взвод лейтенанта Николаева совершает обходный маневр, чтобы атаковать хутор с тыла.

Мы знали, что атаковать надо стремительно, так как малейшая задержка сулит большие осложнения. Немцы и кайтселийтчики имели хорошую связь со своими отрядами, лучше нас знали местность и могли напасть на нас более внезапно и эффективно, чем мы, к тому же они имели численное превосходство.

Из леса нам было видно, как из слухового окна каменного дома непрерывно строчил пулемет врага. О фронтальной атаке хутора не могло быть и речи. Оставалось надеяться только на взвод лейтенанта Николаева. Наконец раздался глухой взрыв одной, затем другой гранаты, и пулемет умолк. Отвлекавшая пулеметчика рота бросается в атаку. И вот, когда первые бойцы добежали до хутора, из-за сарая раздается длинная очередь, и несколько наших бойцов падают. Фашисты, засевшие на хуторе, были уничтожены. Наши потери: два бойца убиты и двое тяжело ранены.

Дорого обошлись нам взятые на хуторе 50-60 килограммов сала, несколько буханок хлеба и килограммов пятьдесят муки. Осматривая на чердаке убитых пулеметчиков, я, к своей радости, случайно нашел там советский красный флаг с серпом, молотом и звездочкой. Знамени у нас в батальоне не было, и я спрятал флаг в карман шинели до тех пор, пока мы наконец не дойдем до линии фронта.

Каждый из нас получил грамм по сто сала, кусочек хлеба и немного муки, которую мы выпили, размешав с водой. Но два убитых и стоны раненых делали эту пищу горькой.